В ингушской журналистике есть имена людей, посвятивших служению печатному слову не один десяток лет своей жизни. Их труд и талант, выливаясь в маленькие шрифты газетных строчек, ежедневно несли и несут в массы живое журналистское слово. Пропущенное через сердце оно находит отклик в читательской среде, оказывает влияние на умы и чувства людей, творит историю современности.
В последние десятилетия ряды ингушской журналистики, и без того не очень многочисленные, поредели. Не стало целой плеяды талантливых, видных журналистов, в основном старейшин нашей печатной и телевизионной журналистики. Судьба каждого из них, их богатая, насыщенная знаменательными событиями жизнь, самобытное творчество, заслуживают тщательного исследования, издания целой серии книг, в том числе и с их собранными воедино публикациями разных лет, которые сослужат свою воспитательную и познавательную роль для нынешних и последующих поколений.
Мне же сегодня хочется рассказать читателю о Раисе Хакиевой, профессиональном журналисте, которая рано, в самом расцвете жизненных и творческих сил, покинула нас, подтверждая печальную истину о краткости журналистской жизни.
Известный тележурналист 70-х Леонид Золотаревский писал: «...очень часто уходят из жизни мои собратья, едва достигнув сорока лет. Они не успевают состариться, не лежат месяцами в постели. У них просто отказывает сердце, и они не возвращаются в редакцию... Дело в том, что каждый из них живет очень наполненной и интенсивной жизнью. Настоящий журналист — человек, у которого не бывает старости, даже если доживает он до почтенных лет. Журналист не уходит на пенсию.
Журналист и счастлив и несчастлив. Он много ездит, много видит. Он все время в напряжении, потому что старается всегда и везде увидеть сущность вещей. Он не может быть туристом, воспринимающим внешнюю сторону явлений. Помимо своей воли он работает даже тогда, когда в кармане у него туристическая путевка».
В этом высказывании много правды. Раиса Хакиева относится к категории журналистов, не доживших до старости, а старшие представители ингушской печати, которых я называю выше, несмотря на возраст, так и не ушли на пенсию. Они продолжали работать, писать до последних дней своей жизни. Взять, например, Юсупа Чахкиева или же Микаила Зангиева. Они, как и другие их собратья по перу, печатались в газете, и, несмотря на возраст, здоровье, считали своим долгом отражать свое видение происходящих в обществе перемен, тех или иных значимых явлений, осмысляя их через богатый жизненный и профессиональный опыт. Трудно назвать других, более преданных однажды избранной профессии, людей. К когорте таких же увлеченных натур, всецело поглощенных своей работой, считая ее делом жизни, я могу отнести и Раису Хакиеву.
К сожалению, эта хрупкая и изящная, как фарфоровая статуэтка, молодая женщина, одновременно, удивительным образом сочетавшая в себе стальную решимость и неженское бесстрашие, слишком рано ушла от нас. Ушла на самом пике своего творчества, не успев реализовать большой потенциал заложенных в ней профессиональных, организаторских, по — настоящему высоконравственных человеческих способностей. Мне довелось немного, в течение полугода, поработать с ней в общественно-политической газете «Ингушетия». Этого непродолжительного, в общем-то, отрезка времени оказалось достаточным для того, чтобы я смогла оценить человеческий и журналистский талант Раисы. Впоследствии Раиса перешла на работу в газету «Вестник», издателем которого выступал Временный госкомитет РФ по ликвидации последствий осетино-ингушского конфликта. Несколько лет работала в пресс-службе представительства Президента РФ в Республике Ингушетия и Республике Северная Осетия-Алания, в агентстве «Ингушинформ».
Она пришла в газету в непростой для себя период жизни. Война в Грозном прервала мирную жизнь Раисы, ее многолетний труд в Чечено-Ингушском радио, где она возглавляла информационный отдел ингушских новостей. Для нее, неравнодушного по характеру человека, остро и даже болезненно воспринимающего любую несправедливость, война и ее страшные последствия явились большим потрясением. Потерять дом, работу, оказаться вместе с больной матерью на новом месте, без какой-либо поддержки, — испытание не из легких даже для мужчин, не говоря о женщине. Однако мужества Раисе было не занимать. Сейчас, по прошествии многих лет, оценивая Раису новым, более взрослым взглядом, понимаю, что она была человеком редкой породы. Исключительно скромная по натуре, порядочная, высокообразованная, одинаково великолепно владевшая как ингушским, так и русским языками. За спиной у Раисы было два вуза — грозненский нефтяной и филологический факультет Ташкентского государственного университета. По тем временам немногие могли похвастать наличием даже одного высшего образования, не говоря уже о двух. Прекрасный специалист своего дела, журналист со своим самобытным, индивидуальным почерком, с талантом, я бы сказала, от бога. Вчитываясь в статьи Раисы, анализируя их, понимаю, со временем они не теряют своей актуальности, злободневности. В них сжатая до предела, словно пружина, энергетика, способная воздействовать с одинаковой силой на читателя и в момент, когда статья была написана, и спустя десятилетия.
Статьи Раисы Хакиевой привлекали внимание начиная с заголовка, который, по законам журналистики, является первым словом автора в его беседе с читателем. И порой надо перелопатить громадное количество слов в поисках одного или двух подходящих для заголовка. Не знаю, каких усилий стоил этот поиск Раисе, но факт, что публикации ее почти всегда предварялись яркими, свежими названиями, смысл которых, как правило, соответствовал содержанию. Возьмем хотя бы несколько заглавий ее статей: «Когда раньше слов стреляет оружие», «Мир из окна вагончика», «В очереди за вниманием», «Девочка Камила не хочет войны», «Мастера и подмастерья кровавых дел», «...И черное небо над Грозным», «Жизнь не отложить на завтра» и другие. Не вина Раисы, что заголовки ее публикаций проникнуты содержанием такого рода и соответствующим звучанием. Такова тональность периода времени, на которое пришелся, как я говорила выше, пик ее творчества.
«У нормального человека всякая война должна вызывать отвращение, — пишет она в одной из своих статей. — Смерть уродует всех подряд — не разбирая чинов и титулов, возрастных и половых различий, имущественного ценза. Естественный ход событий нарушается злой волей отдельных представителей человеческого рода, узурпировавших право на жизнь себе подобных. Опасный синдром, когда начинаешь привыкать к жутким картинам смерти и крови. Не происходит ли с нами такого. Не подводит ли нас к такому восприятию происходящего чья — то злая воля?»
Вопросы, как видим, не теряющие своей актуальности и на день сегодняшний.
«Муза» Раисы не может писать о рюшечках и розочках, когда кругом страдают от военных событий люди. Она пишет неприглядную, голую правду, но даже в этой ситуации сохраняет веру «в разумное, доброе, вечное». Об этом тоже говорят названия ее статей: «Нам жить рядом», «Обретая доверие», «Мы сильны добротой своей», «Кулаковский настроен оптимистично», «Пора пробуждать добрые чувства»...
Без боязни быть обвиненной в пафосности, могу назвать Раису Хакиеву истинной дочерью и патриоткой ингушского народа. Какое — нибудь дитя современности с ее «жестокими, взрывчатыми буднями и новыми истинами» может решить, что это «не есть модно». Но вслед за известным журналистом, являющимся для меня эталоном журналистского мастерства — Инной Руденко, хочу повторить: «Открывать новые истины необходимо. Но напоминать о старых, извечных, изначальных и часто исчезающих — в погоне ли за ложно понятой современностью, или тем интеллектом, которому почему-то сопутствует снобизм, или некоей независимостью духа, оборачивающейся обыкновенным эгоизмом, — необходимо, думается, вдвойне. Хотя бы для того, чтобы понять, что мы теряем, приобретая».
Раиса, родившаяся в Казахстане во время высылки, кровью и плотью впитала любовь ко всему, что касалось ее народа. Чувство высокой гражданственности, национальная гордость и достоинство, ингушский эхъ-эздел в ней были очень ярко выражены. Все, что происходило с ингушами на протяжении непросто складывающейся истории, она переживала каждой клеткой своего тела.
Показателен запомнившийся мне эпизод. Во время конференции, посвященной депортации ингушей и чеченцев, проходившей в Сунженском ДК, Раиса приобрела продававшиеся здесь же два трехтомника Светланы Алиевой «Так это было...» Один из них, сделав дарственную надпись, подарила мне. На обороте титульного листа я прочитала выведенное каллиграфическим почерком Раисы: «С верой в лучшее будущее нашего народа». То были не просто слова. Для Раисы Хакиевой это было чем — то сродни личному сокровенному желанию. Вряд ли ее поймет тот, для кого понятия любви к народу, к Родине являются отвлеченными лозунгами.
Как настоящий профессионал Р. Хакиева считала необходимым всегда находиться на передовой современности, на острие событий, наиболее волнительных для общества.
Не удивительно, потому что главная тематика многочисленных публикаций Раисы Хакиевой была сосредоточена на теме Пригородного района. Еще свежи были раны от событий осени 1992 года. Она, как человек неравнодушный, оказалась меж двух огней, двух берегов людского страдания. С одной стороны — война в Чечне, где она прожила часть своей сознательной, взрослой жизни, с другой — депортация ингушей из Пригородного района Северной Осетии. И с той, и с другой стороны — беженцы, оказавшиеся в жерле несправедливости и произвола. Беженцы с их стремлением вернуться в свои дома, обрести нормальную, человеческую жизнь. И тут, конечно же, оказавшись перед выбором, который всегда стоит перед журналистом: писать или отмалчиваться, требующим личного мужества и ответственности, выбрала для себя первое.
Хотелось бы внести еще один штрих в портрет Раисы, который я пытаюсь передать читателю. Осознание Раисой Хакиевой своей, по определению русского философа Н. Бердяева, «национальной личности» строилось на любви к своему народу и в то же время на уважении к другим. Иначе мы не могли бы говорить о ней как о глубоко интеллигентном, тактичном и порядочном человеке. Ее патриотизм носил общечеловеческий, гуманистический характер. Вслед за поэтом Гириханом Гагиевым она могла бы смело повторить: «Мое сердце там, где плохо людям». Сочувствовала Раиса всей душой. Пропускала чужую беду через себя и свое сердце, делая ее, таким образом, своей. С такой способностью сопереживания, как видно, долго не живут. Ибо считается, что человеку отпускается ровно столько страданий, сколько он способен вынести. Для Раисы ноша, которую она взвалила на себя, оказалась непосильной... В ее публикациях, отслеживающих события в Грозном, в Пригородном районе, которые она называет «звеньями одной цепи», несмотря на то, «что они дистанцированы друг от друга во времени и пространстве», все время идет попытка понять случившееся и зачастую звучит больше вопросов, чем ответов. Вопросов с острыми, неудобными углами.
«События осени 92-го года, противопоставившие друг другу два соседних народа, вовлекли с той и другой стороны в их водоворот массу людей, сделали их участниками и невольными заложниками этих событий, — пишет она в своей статье «Не делай зла» (Газета «Ингушетия» от 17. 01.95 г., № 5). — Памятью еще долго они будут возвращаться к тем трагическим дням, и трудно им будет отрешиться от субъективного подхода к происшедшему. Ну, а нам, всем остальным — кто рядом с ними или поодаль, кто имеет к этому хотя бы косвенное отношение? Кто призван участвовать в ликвидации последствий страшного противостояния, и кто волен выбирать между состраданием и равнодушием? Почему так безучастны к обездоленным? Только ли долг службы должен подвигнуть нас на благие действия? И должны ли они быть направлены лишь на восстановление материального статуса? А как же с исцелением душ, истерзанных и опустошенных?»
В статье «Девочка Камила не хочет войны» (газета «Вестник» № 24, 4.08.95г.) она вновь рассуждает о судьбе беженцев: «Тяжело ходить по городку, смотреть на вагончики, приставленные друг к другу, разговаривать с теми, кто в них ютится. Конечно, человек привыкает ко всему. Но не приведи Всевышний никого к этому. В городке проживают люди преклонного, среднего возраста, молодые люди и дети. Тем, кто моложе, есть на что надеяться — должна же кончиться когда-нибудь эта безысходность. Но представим себе пожилых. Каково им, на склоне жизни, лишиться всего и, самое страшное, — надежды на то, что будет и дом, и уют, словом, все то, из чего складывается понятие того, что человек живет». Говоря о пожилых, Раиса, конечно же, думает и о своей старенькой и больной матери, оказавшейся в таком же положении.
Она была человеком, меньше всего думающим о себе. Оказавшись в гуще событий, отстаивала смело, прямо, без компромиссов и недомолвок, ее величество Истину, средствами, доступными журналисту, буквально сражалась за нее. Ее острое перо, выверенное и взвешенное слово, отточенность формулировок били прямо в цель. И, конечно же, меньше всего ее интересовало, будут ли по нраву ее публикации противникам этой самой истины.
Ежегодно, изо дня в день, сталкиваясь с проблемами беженцев (Рая много и кропотливо занималась разрешением конкретных ситуаций, связанных с ущемлением прав беженцев), озвучивая их на страницах различных СМИ, поднимая те же вопросы на многих пресс-конференциях, она, быть может, не находя конкретных, как желалось, решений, накопила внутри себя большую долю усталости, моральной неудовлетворенности. Все это не могло не сказаться на здоровье. Все чаще звучит в ее статьях озабоченность не столько за материальную сторону вопроса, сколько за общее психологическое состояние людей, втянутых в водоворот проблем, которые они не могут решить своими силами.
И опять мне вспоминаются строки, выведенные когда — то рукой тяжело больного журналиста газеты «Правда» Виктора Маевского: «Мы умираем в тридцать пять, потому что беспощадные редакционные ночи изматывают наши сердца и нервы, потому что с каждой газетной строкой уходит частица каждого из нас. Мы умираем в сорок, потому что наш век укоротили бесконечные людские трагедии на всех параллелях и меридианах. Мы умираем в пятьдесят, потому что нам пришлось вступать в сражения мирного времени, отстаивая правое дело...»
Вот как отзывается о Раисе Хакиевой близко знавшая ее, много лет проработавшая вместе с ней на грозненском радио, ныне — тележурналист, Хава Абадиева.
Из воспоминаний Хавы Абадиевой:
«Раиса была прирожденным журналистом. Это был очень образованный, начитанный человек, щепетильный до предела, когда речь шла о правде, нравится это кому или нет. У нее был неподражаемый, своеобразный стиль, лексически законченная, четко выраженная мысль. Это была справедливая, открытая, честная женщина, настоящий, непоказной патриот. Когда другие пытались облечь слова в удобные одежды, мягче выразить вопрос, она говорила всегда прямолинейно. Эта ее способность резать правду в глаза, конечно же, была неудобной для чиновничьего класса.
В период, когда грянула перестройка и появилась возможность самовыражения, правдивого освещения истории, Рая была в числе тех, кто стал активно пропагандировать правду об ингушах, истории народа. Руководство радио в лице Юрия Витальевича Мареченкова поставило вопрос о ее увольнении. Вся ингушская редакция радио, вместе со мной, Магомед — Рашидом Плиевым и другими выступила в защиту Раисы. И Мареченков, который внял нашим доводам, сказал тогда: «То, что весь коллектив взялся защищать Раису, говорит о том, что она — личность, и я не могу с этим не считаться».
Мне всегда нравился ее подход к работе, та основательность, с которой она подходила к подбору материала. Мы с ней представляли поколение после Казахстана, она была моложе меня на год. Мы вместе учились в мужичинской школе, были молоды, красивы, умны, мечтательны, жадны до книг, до поэзии. Эта жажда к познанию никогда не покидала Раису. Она всегда много работала над собой, готовила материалы серьезно, много читая, сопоставляя, анализируя.
К сожалению, сегодня не все журналисты осознают власть слова. Это мощное оружие, которое может возвеличить, ранить, убить, в чьих-то руках может быть очень опасным. Раиса чувствовала слово, причем еще со школы, у нее был талант работы со словом. Умела слушать людей, очень внимательно слушать, была полна идей, замыслов. К сожалению, ее разносторонние способности не были сполна реализованы, глубоко жаль, что так рано ушла из жизни».
Хава Абадиева рассказывает, что однажды в ее кабинете на ТВ «Ингушетия» раздался звонок. К ее удивлению на проводе был президент республики Мурад Зязиков. Он обратился к ней с просьбой сделать в память о Раисе Хакиевой, с которой был хорошо знаком, передачу. Мурат Магомедович, выражая сожаление о преждевременном уходе Раисы, говорил о том, что это был настоящий профессионал своего дела, что она хотела и могла быть полезной республике, народу.
Указом М. М. Зязикова Раиса Хакиева посмертно была представлена к высокой государственной награде Республики Ингушетия — Ордену «За заслуги». Мурад Магомедович принял деятельное участие в судьбе Раисы в тот момент. Выделил материальную помощь, организовал лечение Раисы в лучшей клинике Москвы, помог осуществить ее выезд на самолете из Ингушетии и прием в Москве. Раису и провожали, и встречали, прямо у трапа самолета, врачи и машины скорой помощи. Конечно, такое участие, когда человек в нем остро нуждается, дорогого стоит и за это хочется выразить Мураду Магомедовичу человеческое спасибо.
В воспоминаниях знавших Раису людей часто звучат слова о чистоте Раисы, моральной и нравственной, о ее непрогибаемости при внешней хрупкости. Неожиданностью для меня стали признания ее двоюродной сестры Любови Исраиловны Хакиевой. Раиса прожила с ними, в Слепцовске, более 5 лет, после войны в Чечне. Оказывается, кроме профессиональных талантов в ней были еще и способности, делающие честь каждой хорошей хозяйке.
Из воспоминаний Любови Хакиевой:
«Не проходит дня, чтобы я не вспоминала Раису. В ней удивительным образом сплелись редко сочетающиеся в одном человеке качества — ум, красота, чистота. Очень ранимая, тонкая, сопереживающая людям натура. Очень щедрая, хотя состоятельным человеком ее нельзя было назвать. Справедливость, ярко выраженная, честность, порядочность и прямолинейность часто мешали ей в жизни, но по — другому она просто не умела жить. Любимые ею, часто употребляемые в речи слова, помню их, как сейчас — пресмыкаться, раболепствовать, прогибаться.
Какой она была в работе, наверное, нет необходимости говорить, думаю, об этом скажут коллеги по перу. Она была очень начитанна, прекрасно знала литературу, всегда к месту могла процитировать то или иное изречение, афоризмы. Мне же, проживая с ней вместе в течение 5 лет, была знакома другая сторона ее характера, домашняя. Она прекрасно пекла, готовила, вязала, играла на гармошке, на пианино, причем музыку сочиняла сама. При этом была очень скромной, никогда не говорила о себе. Ей можно было смело доверить любую тайну, она хранила ее надежно, за семью замками. С тонким чувством юмора в своем кругу, правда, не любила панибратства. Готова была стоять горой за обиженных, но для себя никогда в жизни ничего не просила. Меня это всегда удивляло, ведь у нее было много хороших знакомых, один звонок которых мог бы решить ее проблему. Рая осталась без жилья после войны. Эздел, г1улакх, лоархам, къаман яхъ, — не знаю, откуда в ней все это в таком ярко выраженном виде бралось, но все это в ней было. Она была стойким, мужественным человеком. Ездила в горящий военный Грозный, чтобы вывезти тетю и зятя».
Мне памятен этот эпизод из жизни Раисы. Она ездила в Грозный с определенной целью — вывезти близких ей людей, но втайне, по-моему, это было желание увидеть все своими глазами, дом, места, где жила и работала. В этот период из Грозного все бежали, как из раскаленного смертельного ада, а Раиса в это пекло наоборот сунулась. С риском для жизни, хотя знала (писала же об этом сама), что война и смерть никого не щадят.
Потом была написана статья, пережитая, пропущенная через себя. К сожалению, она не сохранилась ни у меня, ни у ее родных. Называлась она «...И черное небо над Грозным». Думаю, заряд эмоций, полученных ею от увиденного, вынесенного из общения с людьми, не покидавшими Грозный, от реальных пуль и взрывов, еще долго отдавался эхом в других ее статьях. Как, например, в этой: «Самая невостребованная в нашем обществе сегодня категория — это человеческая жизнь, — пишет Р. Хакиева. — И людская кровь стала самым дешевым меновым товаром. Режиссеры кровавых действий уже не задаются целью поразить воображение. Они просто делают свое дело на хорошем профессиональном уровне, уверенные в том, что посягательство на жизнь, перешедшее из разряда преступлений в сферу «рыночных отношений», не повлечет за собой наказания».
Не в ее правилах было, сидя под носом у разворачивающихся событий, одалживаться в информации у журналистов со стороны и из федеральных телевизионных каналов. Ей надо было самой дойти до сути, чтобы выработать собственное мнение. Отсюда и следующий вывод в статье «Конъюнктура по заказу» (газета «Сердало» от 5.09.97 г., № 57): «Когда речь идет о проблеме, разобраться в которой не под силу не только одному, пусть даже и очень маститому журналисту, но и целому сонму высокопоставленных государственных лиц, обладающих властью и большими возможностями, здесь мастер пера обязан превзойти самого себя, дабы не погрешить против истины и не навредить. Тема же межнациональных отношений как раз из такого порядка, и ее освещение требует по максимуму компетентности и профессионального мастерства плюс профессиональной честности и ответственности. К сожалению, в реальной жизни, за редким исключением, журналистика укладывается в классическую формулу «или слуга власти, или — враг». Отсюда и предвзятость, и тенденциозность, перехлесты, недостоверность и подтасовки. Что особенно чревато непредсказуемостью в горячих точках. Считается, что «заезжему» и «залетному» видней местные проблемы. Не всегда. И тем более не тогда, когда автор публикации «сориентирован». Наш брат — журналист, увы, нередко попадает в такие истории».
Мера профессионализма журналиста находится в прямой зависимости от того, насколько важны для него моральные нормы, принятые в журналистской среде и в обществе в целом. Выводы Р. Хакиевой о профессиональной честности и ответственности журналиста, о необходимости объективного подхода к освещению того или иного вопроса, позволяют судить о ее собственной профессиональной зрелости, способности слышать голос долга, чести, совести. Потому что без этих проводников внутри себя человеку в журналистике делать нечего.
Журналист Хусейн Плиев, который работал с Раисой и в Чечено-Ингушском радио, а также, уже после создания республики, в агентстве «Ингушинформ», характеризует Раю как «принципиального человека, жестко и бескомпромиссно стоявшего на защите своих позиций». Особенно это касалось вопросов ингушской истории, Пригородного района.
— У нее многому можно было научиться, — вспоминает он. — Грамотный журналист, прекрасно владевший и ингушским, и русским языками. Что у нее было хорошо? Материалы всегда несли большую смысловую нагрузку, отличались лаконичностью, объективностью. Раису отличало врожденное благородство, она была также носителем несгибаемого внутреннего стержня. Не помню случая, чтобы она оставалась сидеть, если кто-либо заходил в ее кабинет.
Хусейн рассказывает, что именно она встала на его защиту, когда он, еще, будучи студентом, был внештатником на ингушском радио.
— Вмешательство Р. Хакиевой способствовало тому, что я был принят в штат, — говорит он.
Мадине Чаниевой, специалисту Управления образованием Сунженского района, в бытность своей учебы в ЧИГУ, тоже доводилось бывать в гостях у сотрудников ингушской редакции Чечено-Ингушского радио. В ее памяти случайно завязавшееся знакомство с Раисой Хакиевой оставило впечатления о ней, как об «одной из ингушских интеллигенток, как о человеке — трибуне с обостренным чувством справедливости, профессионализма, не наигранным, а искренним патриотизмом». Свой отзыв она дополнила еще одной подробностью:
— Спустя годы мне довелось встретиться с ней в больнице, она, как и я, ухаживала за больной матерью в период лечения. Здесь она мне открылась с еще одной стороны. Я невольно подсмотрела, какой хорошей дочерью для своей матери она была, вернее, какой может и должна быть дочь.
Раиса гордилась своей родословной, своими корнями. Но опять же, мало что рассказывала о своей семье. Только помню, что она всегда носила с собой фотографию деда и бабушки по материнской линии. Эта фотография, как и память о своих предках, ей была очень дорога. Историю их семьи я узнаю уже из рассказа единственной сестры Раисы — Розы Хакиевой — Богатыревой, проживающей в Мужичах. Роза работает учителем в школе, у нее уже взрослые дети, муж. Она тоже, как и Рая, родилась в Казахстане, во время высылки в 1952 году. Рая была на два года старше. История их семьи, как и многих других ингушских семей, это история преодоления и потерь, история сильных духом и чистых помыслами людей, которые, несмотря на жизненные перипетии, продолжали жить, любить, верить. Вспоминая последние дни Раисы, Роза говорит: «Она ни на что не жаловалась, почти не разговаривала. Мы молча обнимались и плакали, понимая друг друга без слов. Ведь мать растила нас одна, без отца, без братьев».
О некоторых подробностях личной жизни Раисы я узнаю только теперь, из рассказа ее сестры, близко знавших ее людей. И в очередной раз поражаюсь силе духа и стойкости Раисы — никогда, ни разу я не слышала, чтобы она говорила о своих трудностях, о бытовых проблемах, материальных затруднениях, и, вообще, о себе лично. Эта сторона ее жизни была скрыта от окружающих. Лишь однажды она, слегка приоткрыв створочку своей судьбы, сказала мне, что рано вышла замуж, родила троих детей, которые умерли в младенчестве, на первых месяцах жизни.
Жизнь с мужем, человеком, который, по-видимому, не сумел оставить ей в память о совместно прожитых годах ничего светлого, отравила ей желание когда-либо повторять подобный семейный опыт. И она предпочла остаться одна. Впрочем, и выводя эти строки, я испытываю ощущение, что не имею права на выводы, которые не позволяла себе прилюдно сама Раиса.
— Наш дед — Исуп Марбекович был в Мужичах в 30-е годы тамадой мюридов (турк1), за что в годы репрессий, преследуемый по религиозным мотивам, был осужден на 10 лет каторги, — рассказывает сестра Роза. — Вместо него отбывать наказание вызвался его сын, наш отец — Осман. После десятилетнего отбывания срока, уже в 1947 году, отец присоединился к родственникам, находящимся в казахстанской ссылке. И в этот же год женился на нашей матери — Тамаре Каримовне Гойговой, дочери бывшего полковника царской армии — Карима Гойгова. Мама родилась во время эмиграции в Польше в 1917 году. Ее отец, принявший позже советскую власть, вернулся на родину и проживал, уже после революции, во Владикавказе. В 1937 году Карим Гойгов был объявлен кулаком, лишен двухэтажного особняка и всего нажитого имущества. Дед не смог пережить этих событий, умер в 1938 году. Бабушка по материнской линии, жена Карима Гойгова — Абизат Асултановна Маршани — вместе с детьми отправилась в ссылку.
Рая была первенцем в семье Османа и Тамары Хакиевых. Она родилась в 1950 году. После возвращения в 1956 году семья жила в Мужичах. Но прожил отец Раи недолго. Спустя всего лишь год после возвращения он тяжело заболел и умер. Сказались годы, проведенные на каторге, а затем и в ссылке. Дочь некогда царского полковника — Тамара, будучи еще совсем молодой, как когда-то ее мать, осталась одна с двумя дочками на руках. Она дала достойное воспитание и образование своим дочерям, вырастила их в соответствии с лучшими традициями отцов. Прожила долгую жизнь, умерла в возрасте 86 лет.
Я думаю, этот короткий экскурс в родословную Раисы на многое позволяет взглянуть шире. Становится ближе и понятнее сам характер Раисы, которая, едва родившись, уже стала невольной участницей происходящей с ее народом трагедии. Да и сама, в результате этой чудовищной несправедливости, оказалась лишенной права родиться у себя на родине, в 8 лет осталась без отца, — полноценной, счастливой семьи. Всего по жизни пришлось добиваться самой, предъявляя к себе завышенные требования и стремясь непременно соответствовать им.
Размышляя о жизненных ценностях, о взаимоотношениях поколений, в одной из своих статей «Избавимся от благодушия» Раиса Хакиева писала: «... в абсолютном, чистом виде ни одно из поколений не существует, ибо сам процесс развития человеческого общества состоит и зиждется на преемственности, взаимовлиянии. Каждое начало одновременно является и носителем уходящего».
Нашу жизнь и судьбу во многом предопределяет прошлое. Оно незримыми нитями связано с нами. Как умный, образованный, прогрессивный по складу ума и характера, человек, Раиса не могла не задумываться над историей своей семьи, историей народа, которому она была искренне преданна. Она сама как раз и была, говоря ее словами, «началом — носителем уходящего», стремящимся сохранить лучшие каноны ингушской этики, красивые обычаи и традиции народа.
Осталось неосуществленным ее желание написать книгу. Об этом говорят ее близкие. Она не успела... Я более чем уверена, ее ненаписанная книга наверняка была бы посвящением ингушскому народу, его сложной истории и непростому современному пути, о его праве на свободную и счастливую жизнь.
Альбика Газгириева, член Союза журналистов России, заслуженный работник культуры Республики Ингушетия