На второй день, чувствую, мне полегчало. Я даже поразился такой скорой перемене. Есть какое-то дорогостоящее лекарство, которое вводится вовнутрь капельно и дает на удивление быстрый положительный эффект. После одной капельницы настало просто чудодейственное исцеление, настолько я себя сразу хорошо почувствовал.

— Какова атмосфера в отделении для больных ковидом?

— Отношение всего персонала, начиная с заведующей отделением Мадины Тутаевой и заканчивая санитарками, — отменно предупредительное, доброжелательное. Это единогласно отмечали и мои соседи по палате, и обитатели других палат.

Везде чистота, несмотря на большой наплыв пациентов. В день по нескольку раз делали уборку. Недостатка в лекарствах не ощущалось. Трехразовое полноценное питание. Все больные, с кем бы я ни общался в течение 12 дней, пока там находился, были довольны и выражали благодарность.

— Когда он занемог, но все еще находился дома, вы с детьми не рисковали заразиться? — обратилась я к жене Магомеда, присутствовавшей во время нашей с ним беседы.

— Мы ведь не знали точно, чем он заболел. Да если б и знали, как бы избежали контакта? На четвертый день его болезни я почувствовала, что и меня «схватило»: поднялась температура, исчезло обоняние. Вот тогда мы поняли, что это коронавирус. Если до той поры мы еще думали, может, это его недолеченный бронхит дает о себе знать, то теперь уже все сомнения рассеялись. У меня оказалась легкая форма, и мне хватило амбулаторного лечения. А дети, слава Аллаху, не заразились.

— Если честно, узнав правду, испугались?

— Да нет, — хором ответили супруги.

— Опасения были раньше, — говорит Макка. — Особенно, когда он посещал похороны, да еще часто. Все боялась: как бы не заразился. А теперь, считай, гора с плеч: переболели, уже можно не бояться вероломного вируса.

А Магомед продолжал:

— Тем более, что я уже был знаком с этой болезнью.

— Давай вернемся в памяти на год назад. Ведь отца не стало в прошлом ноябре. Он с этим же заболеванием проходил лечение в той же больнице. Ты был рядом с ним, но мы его больше не увидели. Кстати, как тогда ты не заразился?

— Часто пользовался дезинфицирующим средством и вдыхал спирт.

— Насколько изменилась внутрибольничная ситуация за прошедший год?

— Кардинально, на мой взгляд. В ту пору я не мог добиться даже того, чтобы лечащий врач подошел к отцу, посмотрел его. Я его за две недели, что рядом с отцом находился (отец-то больше там пролежал, а меня к нему пустили только после того, когда ему совсем худо стало, и он нуждался в уходе), почти не видел и не мог до него достучаться. Все время приходилось бегать даже за медсестрой, упрашивать. Тогда, откровенно говоря, картина была удручающая.

Теперь все налажено, четко, грамотно и, что совсем немаловажно, доброжелательно. (Участливое, доброе отношение врача исцеляет наполовину — М. К.). И знаний у медиков о том, как лечить данный вирус, заметно прибавилось. Обеспеченность лекарствами, оборудованием и другими необходимыми средствами — во всем наблюдается качественный скачок.

Слушая своего собеседника, я вспомнила врача, которая в интервью местному телевидению откровенно сказала, в каком замешательстве они, медики, были поначалу, не зная как правильно лечить новую инфекцию. Особенно запомнилась фраза, которую она проговорила извиняющимся тоном: «Мы даже боялись подходить к больным». Никто не может корить их за это. Медики — тоже люди. А страх — естественное состояние человека. Со страхом или без страха, медики все-таки не отступили перед эпидемией, а совместно с учеными и эпидемиологами вступили с ней в схватку и до сих пор ведут борьбу, оставаясь на переднем крае. Наш гражданский долг — помогать им в этой борьбе, соблюдая то, к чему нас призывают для нашего же блага.