Гери прожил героическую жизнь, защищал Родину, жизни своей не жалея, а его бросили в жернова политических и национальных интриг, дважды лишили родного очага и возможности спокойно доживать свой век на родной земле.

В 1944 году он, защитник Сталинграда, был сослан в ссылку, как враг народа, а в 1992 году подвергся унижению и вынужденно покинул свой дом из того же села Шолхи (ныне Октябрьское), откуда в мае 1941 года призвался на военную службу, а в феврале 1944 года, будучи ветераном ВОВ, инвалидом первой группы, сослан в Сибирь, как враг народа.

Томов Гери Тойуботович родился в 1910 году в хуторе Томов, относящемся к селению Терк (ингушское название Длинная долина — ДӀаьха Дъукх) Пригородного района Владикавказского округа, в многодетной семье, в которой было три брата и три сестры.

В 1923 или 1924 году был сильный паводок на реке Терек, в результате которого все жилые постройки хутора Томов были смыты водой и от него, по рассказам очевидцев, осталось только два одиноких дерева, которые устояли под натиском воды. Тогда, по решению советских органов власти, людей, проживавших в местах угрозы нового наводнения, переселили на выделенные участки в селении Шолхи Пригородного района Ингушской автономной области. Так семья Гери попала в селение Шолхи, где ими был построен свой новый саманный дом, в котором разместилась вся семья и проживала там до февраля 1944 года, т.е. до депортации чеченцев и ингушей в холодные и голодные степи Сибири и Северного Казахстана. Когда старший брат женился, ему тоже общими силами построили отдельный дом.

В 1940 году Гери был призван на военную службу в ряды Красной Армии. Номер части из-за контузии, полученной будучи защитником Сталинграда, он не мог вспомнить, но то, что служба проходила в пехотном полку во Львовской области, помнил хорошо. Там же он и встретил вторжение немецко-фашистских захватчиков на территорию СССР.

По воспоминаниям Гери, когда оборона города Львова стала бессмысленной, с точки зрения военной стратегии и тактики, часть полка срочно была переброшена для обороны Одессы. Однако сил противостоять немецко-фашистским захватчикам у Красной Армии было недостаточно, и их часть с боями отступала. Отступление было долгим и мучительным. Решение руководства остановить врага у Одессы не увенчалось успехом, затем была попытка остановить врага на подступах к городу Севастополь, что тоже не получилось, и их перебросили для обороны Сталинграда.

В бой за оборону Сталинграда их часть вступила прямо с марша. Это было уже к середине лета 1942 года, враг наступал огромными силами, стараясь застать оборону города врасплох. Однако к тому времени уже набравшись опыта, обновив вооружение, Красная Армия усилила свои оборонительные рубежи, и опасное шествие врага было остановлено. Уже к концу 1942 года подразделения Красной Армии стали увереннее бить врага, местами переходя в контрнаступление.

Гери служил минометчиком 555-го пехотного полка Красной Армии. Я лично не слышал, чтобы он рассказывал о военных событиях или своем участии в этих событиях, говорят, он никогда не любил об этом рассказывать. Как я понял много лет спустя, у него были серьезные причины умалчивать о своем ратном и честном служении Родине, которая в лице преступной шайки Сталина — Берия его предала, объявила врагом народа, а затем и депортировала вместе со всеми ингушами в Сибирь и Среднюю Азию. Однако, со слов его сына Дауда, я слышал, что он иногда в узком семейном кругу говорил о тяжестях и лишениях, выпавших на его долю в дни, когда Родине угрожала опасность.

Гери был физически очень здоровым и бесстрашным воином, мог один переносить миномет, за что командование роты его очень ценило и, с легкой руки командира, за ним закрепилось прозвище «сто солдат». Это было признание командира в том, что он один, при необходимости, мог заменить дюжину бойцов. Разведчики, уходя в тыл к немцам за языком, всегда просили командира усилить их группу, включив в нее Гери. Эта их просьба во многом характеризует образ воина Гери, ставя его в образец известного выражения «С ним можно идти в разведку».

Командир же, хоть и уступал просьбе разведгруппы, однако делал это неохотно, стараясь уберечь его здоровье, столь необходимое для подразделения, от возможного получения ранений. Причины просьбы разведчиков о включении Гери в разведгруппу были не только в его надежности, как члена разведгруппы, а еще и в его физическом здоровье. Обычно, захваченный в качестве языка немецкий солдат бывал очень упитанным, тяжелым, по сравнению с нашими солдатами и, уходя от преследования немцев, разведчикам приходилось на себе тащить его, что требовало больших физических затрат. В этих случаях Гери, при его природной физической силе становился незаменимым. Нередко, без него в разведке бывали случаи, когда сами разведчики, чтоб не попасться в руки преследовавших их немцев, избавлялись от «языка». Но если был с ними Гери, то за это не нужно было переживать, так как он немца мог притащить один, остальные только помогали ему, обеспечивая безопасность в пути следования.

Еще до своего ранения, за боевые заслуги Гери имел много наград, в их числе ордена и медали. Ранение он получил в январе 1943 года, в великой битве за оборону Сталинграда. В ходе обороны города части Красной Армии постоянными контратаками сковывали действия противника, заставляя его переходить к обороне.

Часто одни и те же позиции в течение суток могли переходить из рук в руки. Командование постоянно ставило бойцам задачу атаковать противника везде и повсеместно. Потери среди личного состава были огромные. В одну из таких атак позиций противника Гери получил тяжелое ранение, поставившее точку в его службе в рядах Красной Армии и помешавшее ему закончить войну в Берлине. Это случилось в один из дней января 1943 года, когда находившийся рядом с ним командир скомандовал «в атаку».

Гери выскочил вперед из своего укрытия и, прикрывая собой командира, пошел в атаку, стараясь очередями из автомата обезвредить находившихся в укрытии вражеских солдат. В пылу боя, группа красноармейцев, в числе которых был и Гери, оказалась в хорошо простреливаемом немцами участке. Он видел, как застрочил немецкий пулемет, находившийся в недосягаемом на тот момент бойцами Красной Армии месте. Предпринял попытку нейтрализовать его автоматной очередью, но попытка не увенчалась успехом, так как пулеметчик находился в защищённом месте. Брошенная граната, из-за большого расстояния, также не достигла цели. В это время он и почувствовал, как в его тело впились пули, пущенные из жерла немецкого пулемета, и услышал взрыв взорвавшейся вражеской мины.

В результате Гери одновременно получил пулевые ранения, а от взрывной волны — еще и контузию. Пулеметная очередь прошла по его правой ноге, сколько всего пуль достигли цели и какой тяжести причинили ранения, не известно. След, по словам его сына Дауда, на долгие годы оставили пять: две прошли через бедро, одна — в колено и два — в мягкие ткани ниже колена. Больше всех навредила пуля, попавшая в колено и раздробившая его. После заживления раны, по заключению врачей, нога сгибалась лишь на три сантиметра. Я и сам помню, что у Гери колено вообще не сгибалось. Молясь, он всегда ставил перед собой высокий стул и нагибался над ним, так как нагнуться и коснуться лбом земли он не мог.

Что и как случилось после ранения, он не помнил, со слов санитаров он узнал, что его в беспамятном состоянии, но еще живого, из-за не- прекращавшихся боевых действий, только с наступлением сумерек, рискуя жизнью, смогли эвакуировать двое санитаров на санках. Очнувшись на короткое время, он узнал, что находится в каком — то безопасном блиндаже и через короткое время снова потерял сознание. Снова очнулся уже в военном госпитале, находившемся на территории города Сталинграда, контролируемой Красной Армией.

Около трех месяцев Гери находился на грани между жизнью и смертью. Врачам удалось вернуть его к жизни. Немаловажную роль в его возвращении к жизни, конечно, наряду с усердием врачей, сыграло его богатырское здоровье. Он почти до конца 1943 года находился на лечении в госпитале и в декабре 1943 года был демобилизован с фронта с заключением военно-врачебной комиссии «инвалид первой группы». Выписывая из госпиталя, ему выдали чужую гимнастерку. Когда он спросил у кладовщика, где его гимнастерка, тот только удивленно пожал плечами. За тот период, что Гери находился на лечении, кладовщиков сменилось несколько, и искать свою гимнастерку было бессмысленно. Причина поиска своей гимнастерки для Гери была в том, что в ее карман он перед атакой вражеских позиций, в день своего ранения, положил полученные от руководства боевые награды. Однако с их потерей ему пришлось смириться и больше о них ни у кого не спрашивать, да и не у кого было, так как к моменту его выздоровления фронт уже отодвинулся на запад.

Гери считал, что он воевал не за награды, а защищал свою Родину от чужеземных захватчиков.

Вернулся он с фронта в начале декабря 1943 года в дом своих родителей в с. Шолхи (ныне Октябрьское) Пригородного района Чечено-Ингушской АССР, как демобилизованный по состоянию здоровья. Из-за тяжелого ранения он не смог продолжить дальнейшую службу.

В одном из списков награжденных Орденом Отечественной войны I степени он значится за № 119. Со слов его сына Дауда, пенсионное удостоверение Гери, выданное при демобилизации с фронта, имело всего лишь две записи о полученной им военной пенсии, назначенной в связи с признанием его инвалидом первой группы: за декабрь 1943 года и январь 1944 года. В тот же год 23 февраля его вместе с семьей и всеми ингушами признали врагом народа и, не считаясь с тем, что он ветеран войны, защитник Сталинграда, инвалид первой группы, передвигавшийся на костылях, выселили в холодные и голодные степи Северного Казахстана и Сибири.

Когда рано утром, 23 февраля, в их дом в с. Шолхи ворвались солдаты НКВД и предъявили ультиматум о необходимости скорейшего выселения их в Сибирь и Казахстан, Гери находился дома, он тогда еще очень тяжело передвигался на костылях и на возникший во дворе шум вышел с запозданием. Выходя из комнаты, он увидел, как один из солдат грубо выталкивает его старую мать из дома на улицу, не давая возможности собрать семью в дальнюю дорогу. Увиденное привело Гери в ярость, и он с ходу, сам оставаясь на одной ноге, огрел солдата костылем по спине, да с такой силой, что костыль разлетелся в щепки, а солдат, издав яростный вопль с криком «убивают», позвал своих товарищей на помощь.

Солдаты набросились на ветерана войны, стоявшего на одной ноге, и, приставив его к стене дома, передернув автоматы, решили его расстрелять, за якобы оказанное сопротивление лицам, находившимся при исполнении «служебных обязанностей».

Гери понял, что ситуация принимает для него очень неблагоприятный оборот, однако в данном случае он не мог находившихся перед собой людей в форме признать своими боевыми товарищами, делившими с ним тяжелые условия в окопах, защищая Сталинград. Унижаться и просить прощения он не мог. Будучи на одной ноге, прыгнул к стене, скинул шинель, обнажая гимнастерку, на которой сверкнула медаль «За оборону Сталинграда» и скомандовал солдатам: «А ну, сволочи, стреляйте в защитника Сталинграда!» Не ожидавшие такого оборота солдаты несколько опешили и старший из них решил известить о случившемся начальство. По его докладу пришел офицер в форме капитана, способный принимать взвешенные решения. Это обстоятельство и спасло жизнь Гери. Капитан внимательно изучил документы, предъявленные Гери, полученные им во время демобилизации с фронта, после чего поругал солдат за грубость и дал команду не допускать грубости в отношении семьи ветерана войны, а оказать содействие в выселении.

С этого момента отношение к семье изменилось, и солдаты стали оказывать им содействие, помогая грузить вещи на их же подводы, выдвигавшиеся на вокзал города Орджоникидзе, где их ждали вагоны для перевозки скота, в которых их отправили к месту высылки.

Когда выезжали со двора, мать Гери посчитала, что слишком много они забирают с собой их накопленное и сэкономленное зерно, которое она с таким трудом собирала. Сидя в задней части арбы, она незаметно для остальных ногами еще в своем дворе столкнула с арбы мешок с кукурузой. В пути следования, когда зерно закончилось и есть стало нечего, вспомнили о том, что было два мешка кукурузы. Тогда она созналась, что скинула его еще во дворе их дома, посчитав, что им хватит и одного мешка, так как их скоро вернут домой. Она решила, что дома им этот мешок будет нужней. Она не представляла себе, как это так — их не вернут домой, ведь немцев уже давно нет, грохота войны давно не слышно, почему это их дом, который они с таким трудом строили, должен оставаться без своих хозяев. Сначала на нее все сердились, а потом стали подшучивать, кому она там оставила мешок с кукурузой, на что мать Гери всегда отвечала: «Вот увидите, я все равно рано или поздно из-за этого мешка кукурузы вернусь домой». Через долгих 13 лет лишений, тягот и невзгод — так и произошло. К сожалению, цена за это была заплачена вайнахами огромная.

О ссыльной жизни ингушей и чеченцев, да и других народов, сказано и написано немало, но, если к тому же человек — инвалид первой группы, это было вдвойне тяжелее. Есть множество фильмов, в которых рассказывается о послевоенной жизни инвалидов войны и тыла, выживавших в условиях разрушенной страны, в центральных регионах, где была какая-то инфраструктура, признание власть имущих их боевых подвигов. На худой конец, они имели право свободного передвижения и поиска для себя пропитания и проживания. Гери же был лишен признания его боевых заслуг и свободного перемещения, оторван от родного края и семейного крова, не имел возможности просто согреться.

Найти работу для здорового человека было тяжело, особенно в первые дни и месяцы ссылки. Как стало известно, ссыльным в первые три года трудодни за их каторжный труд не были оплачены. А для Гери, будучи инвалидом первой группы, на костылях, вообще не было возможности найти работу. Его обращения в государственные органы и к председателю колхоза с просьбой восстановить его военную пенсию, оставались без удовлетворения.

Ответ всегда был один: «Врагам народа пенсия не полагается».

Наконец, он смог пристроиться помощником кузнеца, где получал хоть что-то для пропитания.

Объявленный комендантский час не позволял людям заниматься поиском пропитания, поиском полевых съедобных растений и ягод. Обнаружение ссыльного вне пределов населенного пункта могло жестоко караться уголовным преследованием на 10-15 лет, а если поймали за сбором оставшихся в поле после уборки урожая зерен пшеницы или кукурузы, сажали в тюрьму на 25 лет.

Эту участь Гери тоже не избежал, в 1952 году его поймали в поле за сбором колосьев пшеницы, оставшихся в поле после уборки урожая, и ему объявили 25 лет лишения свободы. Его боевые заслуги, пролитая кровь на полях сражений под Сталинградом не повлияли на решение комиссии. Но отсидел он всего лишь 7 месяцев, выручила смерть Сталина в 1953 году, и освободила его от необходимости дальнейшего отбывания наказания. Оставшийся срок ссылки он продолжал работать помощником кузнеца.

Устроить свою личную жизнь долго у Гери не получалось. Никто не хотел выдавать замуж свою дочь или сестру за инвалида, который не только не мог работать, обеспечивая семью, но и сам требовал постоянного за собой ухода. Желающих взять на иждивение еще одного человека, к тому же инвалида, в сложившихся условиях ссыльной жизни никто не хотел. Однако он нашел спутницу своей жизни Ашат, которая не испугалась подобных трудностей, ухаживала и заботилась о нем. Она родила ему пятерых сыновей, трое из которых в период ссылки и после нее погибли при различных обстоятельствах, причиной которых были тяжелые условия бытовой жизни спецпереселенцев, а Дауд и Хизир в настоящее время проживают в Республике Ингушетия.

Вернувшись в 1956 году в уже переименованное село Карца (бывшее село Шолхи), убедились в том, что найти место для проживания на родине оказалось не менее трудным, чем в первые дни ссылки.

Со слов племянника Гери Томова Ахмеда (ему было тогда около 9 лет, и он хорошо помнил возвращение, то есть отказ в возвращении их дома) их семья прибыла во двор дома, построенного ими и принадлежащего им до выселения. В доме Томовых, когда из ссылки вернулись законные хозяева, жили осетины. Поддерживаемые местной властью, они отказались уступать его прежним владельцам, хотя сами там ничего не сделали и ничего за этот дом не платили.

— Несмотря на протесты новых его жителей, — рассказывал Ахмед, — мы расположились на полу, на стульях и чемоданах, будучи уверенными в том, что дом скоро освободят. Однако, жившие в нем чужие люди не думали и не собирались освобождать наш дом. Новые и старые хозяева вместе переночевали, а утром, — продолжал свой рассказ Ахмед, — проснулся от шума, когда девятилетнего ребенка, сонного, вместе с тряпками, на которых он спал, милиционеры грубо выпроводили во двор.

Весь день, просидев на своих деревянных чемоданах, вечером они снова втискивались в дом и там ночевали, а утром снова приходили милиционеры и их вместе с вещами выкидывали во двор. Так продолжалось в течение двух недель.

Старшие ходили в администрацию села и района искать справедливости и правды, предъявляли свои права на родной дом, но их никто и слышать не хотел, а путем уговоров и угроз пытались переселить в селение Новый Редант в Малгобекском районе. В ответ на категоричный отказ предлагали поселиться в поселке Карца, основанном после возвращения из ссылки ингушами, ранее проживавшими в селе Шолхи (Октябрьское), которым не вернули их дома. Их долго угрозами и уговорами убеждали переехать из Пригородного района в селение Новый Редант (Кормсовхоз, как его ингуши называют и по сегодняшний день, так как заложено оно возле откормочного совхоза) Малгобекского района или по выбору в другие села, в восстановленную Чечено-Ингушскую Республику.

Только после категоричного отказа вернувшихся из ссылки ингушей переселяться из Пригородного района, стали выделять участки на пустыре между селом Шолхи и г. Орджоникидзе (ныне Владикавказ). Эта территория была включена в состав г. Орджоникидзе и образованный населенный пункт стал называться не селом, а поселком Карца, хотя ингуши до настоящего времени называют поселок Карца — Планы, т.е. в память о планах — участках, выделенных ингушам, под индивидуальное строительство.

Когда стало ясно, что с возвращением собственного дома ничего не получается, а ближе к сентябрю ночи становились все холоднее, встал вопрос о зимовке семьи. Они поднялись на утес, возвышавшийся с тыльной стороны над их домом, и там сначала сделали шалаш, а потом выкопали землянку и туда без разрешения администрации села перенесли то, что осталось от привезенных из ссылки вещей. Туда же забрали престарелую бабушку и членов их двух семей. Зиму они переночевали в этой землянке, в 50 метрах от собственного дома.

Весной, с наступлением оттепели, вокруг землянки выкопали траншею, где и заложили фундамент под строительство нового дома. Однако недоброжелатели пожаловались в администрацию села. Там посчитали это самовольной стройкой и большим нарушением закона, хотя отказ в возвращении собственного дома хозяину таковым не считался и к фундаменту подъехал гусеничный трактор ДТ-75. Его прислали с задачей разрушить их фундамент, однако фундамент выдержал несколько яростных атак со стороны трактора, даже не допустив малейшей трещины. Тогда тракторист, наверное, пожалев свой трактор, развернулся и уехал, оставив фундамент в покое.

В течение лета и осени были выложены стены из саманного кирпича, а затем и собрана крыша дома. Долгое время обивали пороги администрации села и района и, наконец, стройку дома узаконили. В этот дом заселились они вместе со старшим братом Гери Хасаном. Было всего три комнаты, и жилплощади не хватало для проживания дедушки, бабушки и двух семей. Гери пришлось обратиться в органы местной власти о выделении ему отдельного участка для его семьи из пяти человек. Местные власти не ставили отдельно на учет семью Гери и не выделяли ему земельный участок под строительство жилища. Ему с женой и детьми приходилось ютиться в комнатке-мазанке, построенной как временное жилье во дворе старшего брата Хасана. Ему отказывали в выделении участка, вынуждая переселиться.

Снова помогла случайность.

Так как кормить семью было необходимо, Гери устроился на работу в воинскую часть в городе Орджоникидзе. На земельном участке воинской части, находившемся на территории поселка «Спутник», для нужд воинской части содержался скот и выращивались некоторые сельскохозяйственные культуры, где и нашел для себя возможность обеспечить семьи пропитанием ветеран Великой Отечественной войны.

Выполняя свои обязанности, Гери часто общался с начальником продовольственной службы прапорщиком Фурсик Иваном. Тот позвонил руководству Пригородного района и поставил вопрос о необходимости срочного выделения участка Гери, еще официально не считавшегося ветераном войны. Тогда все и завертелось. Гери срочно вызвали в Октябрьский сельский совет и выделили участок, но не рядом с братом. На новом месте Гери построил небольшой саманный домик, в котором они и проживали до 1992 года.

Необходимо отдельно описать историю о восстановлении его прав как инвалида, защитника Сталинграда и ветерана ВОВ. Когда старшему сыну Дауду исполнилось 14 лет и пришло время ставить его на воинский учет, ему пришла повестка в военкомат. Гери пошел вместе с сыном в военкомат и сказал лично военному комиссару Пригородного района: «Мой сын в армию не пойдет, потому что я от честного служения Родине получил только тяжкие увечья и прошел через все возможные и невозможные унижения. И только мне одному известно, что мне пришлось пережить, чтоб вырастить его».

Тогда военком заинтересовался, что и как складывалось в жизни у Гери, почему он так заявляет. Военкоматом была организована проверка, сведения о службе Гери в рядах Красной Армии, его участие в обороне Сталинграда подтвердились и лишь после были признаны его боевые заслуги, его поставили в военкомате на учет как ветерана боевых действий. Он снова прошел медицинскую комиссию, но, по новым правилам, группу инвалидности ему присвоили вторую и он начал получать свою заслуженную пенсию ветерана Великой Отечественной войны, его избрали депутатам Октябрьского сельского совета.

В 1998 году ушел из жизни легендарный солдат Красной армии Томов Гери. Ушел тихо, на съемной квартире в городе Малгобеке, которую его семья снимала в очередной раз, будучи вынужденной покинуть свой родной очаг в селении Октябрьском, в результате событий осени 1992 года. А его дом в Пригородном районе сожжен, имущество и награды, полученные во время демобилизации и после признания его участия в обороне Сталинграда, разграблены и похищены мародерами.

Похоронен он на кладбище в городе Малгобеке. В то время не было возможности захоронить его на родовом кладбище в селении Эзми, где были похоронены отец, мать, жена и дети солдата Красной армии.

Несмотря на столь тяжелый жизненный путь, Гери был очень отзывчивым, веселым человеком, понимающим и умеющим шутить. Дети, мои сверстники, всегда говорили, что у Гери была скороговорка: «Одна минута Европа спас». О чем она и к чему тогда мы не знали, да и не задумывались над этим. Теперь, по прошествии многих лет, в силу сложившихся международных отношений, я стал понимать, что он имел в виду. Он говорил о том, что Красная армия спасла Европу от фашистского рабства, одержав победу во Второй мировой войне. А он, в свою очередь, положил на алтарь этой победы все, что у него было, включая собственную жизнь, а то, что он остался в живых, это лишь случайность, потому что Всевышний тогда посчитал, что не пришло время смерти великого героя.

Томов Гери Тойуботович в жизни был скромным, честным и порядочным гражданином, патриотом и защитником не только народа, но и всего человечества.

Х. МЕРЖОЕВ, полковник полиции в отставке