БЕКОВ Гирихан Умарович, 1937 г.р., с. В. Ачалуки:

- Это было 23 февраля 1944 года, мне шел 7 год. Рано утром постучали в дверь, мать открыла, отца дома не было. Вошли в дом два вооруженных солдата. Они начали что-то говорить, но мама их не понимала. Позже соседи кое-как объяснили ей, чтобы собирались и выходили, взять мы ничего не успели.

Все дети были маленькие. Нас всех погрузили в машины и отвезли на станцию. По дороге все плакали, не знали, что к чему. На станции людей загрузили в вагоны. Поезд тронулся, в каком направлении и куда - никто не знал. Поезд, помню, останавливали, выкидывали трупы, которые не разрешали даже хоронить, есть и пить было нечего. К нам в вагон забрасывали снег в ведрах и какой-то черный хлеб. Ехали мы около 15-16 суток. Привезли нас на станцию «Паволжан», Успенский район, Павлодарской области. Там нас встречали местные жители и расквартировывали. Зима была очень суровой, многие умерли от холода и голода. Там же умерли мои братья Ахметхан, Хаматхан, Умат-гири, Бекхан. Мы, маленькие дети, ходили собирали пшеничные колоски, а кто мог трудиться - работал в колхозе.

ДАУРБЕКОВА Золотхан Мурдул-Хаджиевна, 1916 г.р., с. Долаково:

- День выселения я помню очень хорошо, ведь мне было 28 лет. Когда к нам вошли военные, не стала с ними разговаривать, а позвала отца. После разговора с военными отец сказал, что никогда не думал, что такое может произойти. Он очень был предан Советской власти, потому и отправил своего единственного сына защищать нашу Родину. Как раз перед этим мы получили письмо от командира части, в которой служил наш Хасан. В письме была благодарность за воспитание сына и сообщение о том, что за мужество и героизм при взятии какого-то города он представлен к награде. Отец был горд за сына.

Мы молча стали собирать вещи, но я все хотела спросить у матери, что же делать мне. Ведь я уже три года была засватана за Акиева Хаважа, который воевал вместе с моим братом. Через полчаса пришла мать моего жениха. Они говорили обо мне. Совдат хотела попросить моего отца, чтобы они отпустили меня с ними, ведь они считали меня членом своей семьи. Отец не согласился. Я очень переживала эту разлуку, но вскоре мне пришлось забыть свое горе, потому что тяжело заболела сестра Даки, с которой мы были очень дружны. К концу пути Даки была очень тяжела - сильно похудела, кашляла и все время «горела».

Нас разгрузили на какой-то станции: выла вьюга, мороз трещал, а мы были одеты очень легко. На санях нас привезли в село и разместили в доме, где проживали немцы. Эти люди нас встретили тепло, но, не зная диагноза Даки, они опасались, чтобы она не заразила их детей. Через несколько дней к нам зашел врач, который поставил Даки диагноз «туберкулез легких». Он сказал, что жить сестре осталось несколько дней. И действительно, через два дня Даки пришла в себя, улыбнулась нам и сказала: «Стоило ли столько ехать в чужой край, чтобы умереть». Вздохнула и замерла.

В 1946 году вернулся наш брат с войны. Он сообщил, что мой жених погиб. Это совсем выбило меня из колеи.

ХАМАТХАНОВ Хадрис Товботович, 1932 г.р., г. Малгобек:

- Рано утром 1944 г. 23 февраля к нам в дом постучались. Моя мать открыла дверь. Перед нами стояли вооруженные до зубов солдаты. Они сказали, чтобы шли на собрание около сельсовета. Забрали моего брата Идриса и отца. Мне тогда было 12 лет. Когда их забрали, я пошел за ними и увидел ужасную картину: люди сидели на голой мерзлой земле, а солдаты направили на них автоматы. После этого сразу побежал домой и увидел во дворе дяди солдат.

На арбу грузили продукты, и не давали все полностью грузить, сильно торопили и я спросил у тети: «Куда вы собираетесь?» Она со слезами на глазах ответила: «Нас выселяют». Я тогда не знал смысл этих слов и сказал: «Мы тоже с вами поедем!» Она меня обняла и сказала: «Не надо с нами!»

Я побежал домой, чтобы предупредить маму. Моя мать сказала: «Если их выселяют, то нас тоже». Не прошло пяти минут, к нам пришли вооруженные солдаты и сказали: «Собирайтесь быстрее! Пять минут вам на сборы». Мать со слезами на глазах начала собирать наши вещи. Всех нас собрали около кладбища. Во время сборов наш односельчанин умер. Старики хотели похоронить его, но военные не позволили. Подъехали машины, и нас увезли в Орджоникидзе. Там стояли товарные вагоны. Туда загоняли нас. Даже были случаи, когда били прикладами. Не давали воду, тех, кто выходил вынужденно на станции, и тех, кто сопротивлялся, их сразу убивали. Не разрешалось хоронить погибших. Убивали даже тяжелобольных людей. Бывали случаи, что мы не выдавали больного человека, старались его лечить. Так жестоко они обращались с людьми, как с животными. Иногда мы думали, что нас везут обратно домой, но это было не так.

В пути были 18 суток. Нас привезли в Казахстан. Когда приехали, местные жители смотрели на нас, как на врагов. Они боялись общаться, потому что верховные чиновники предупредили их, что с Северного Кавказа везут «людоедов», «врагов народа», нам предоставили полуразрушенный барак. Там было очень холодно. Многие умирали от голода и холода. Продукты быстро кончились, нечем было топить печь. У казахов мы брали солому. Топили соломой, сухим навозом. Родители у меня заболели, брат Лабзан тоже заболел.

Родители скончались в 1946-1947 гг. Как-то надо было зарабатывать себе на жизнь и я пошел на работу. Заболевший мой брат с каждым днем чувствовал себя хуже. Ничего не ел и не пил. Я спросил у него: «Что бы ты поел?» Он долго не отвечал. И, наконец, сказал: «Я бы покушал яблоко». Я отправился на станцию пешком. Станция была от нас 50 км. И на полпути меня догнала арба, на которой сидел казах. Я остановил его и сказал: «Подвези меня». Он так косо посмотрел на меня и спросил: «Ты ингуш?» Я ответил: «Да». Тогда этот человек рассердился и сказал: «Предатели вы, людоеды!» Так я сам добрался до станции и там переночевал. На второй день приехал домой. Привез для брата яблоки. Через неделю скончался мой брат Лабзан.

Остались мы с братом Идрисом и сестрой Дугурхан. Без родителей было очень трудно жить. Мы искали своих родственников, случайно узнали от людей, что они живут в 100 километрах от нас. Тогда для нас, переселенцев, въезд и выезд были запрещены. Но нам повезло, когда с сестрой и братом стояли на железнодорожной станции, к нам подошел милиционер. Он спросил нас: «Куда вы собрались?» Я растерялся и ответил: «Мы провожаем родителей». Он сказал: «Если вы сядете на этот поезд, я вас посажу».

Он отошел от нас. И когда поезд двинулся, мы сели. Мы выбрали место на скамейке, брат и сестра сразу же заснули. А я лежал с полуоткрытыми глазами и наблюдал. Внезапно увидел этого милиционера. Он проверял документы в поезде, когда нам уже деваться некуда было, я закрыл глаза. Он постоял около нас, посмотрел и ушел. Короче говоря, нам посчастливилось.

Мы нашли родственников в Карагандинской области. Там нас очень хорошо приняли родные и близкие люди. Я окончил курсы тракториста, и начал работать в совхозе. И трудился в нем 13 лет.

ОСМИЕВ Магомед Ахмедович, 1932 г.р., с. Гадаборшево:

- Я очень хорошо помню, как солдаты в момент высылки врывались в дома, называли врагами, говорили, что за измену нас высылают в Сибирь. Наша мать была очень молодой и красивой женщиной. Отец наш умер в 1943 году, и на ее плечах остались шестеро детей. Старшей сестре было 14 лет во время высылки, а самому младшему 2 года.

Людей, как скот, погрузили в вагоны. Многие думали, что вернутся назад и не взяли в дорогу еду. В нашем вагоне было 15 семей. Солдаты не позволяли даже смотреть в окна, они забили их досками, чтобы мы не видели улицу. В пути были ровно 19 дней и ночей. Нас высадили в Казахском районе, там нас встречали сани с собаками. Кого-то повезли в санях, кто-то шел пешком до колхоза 15 км. В колхозе нам дали сарай, чтобы жить, там было очень холодно. В нем поместили все 15 семей, которые ехали с нами в вагоне. Мы насыпали там сено, чтобы было теплее, и поселились, как могли. В этот же вечер к нам пришел председатель колхоза и велел выйти на работу на следующий день, кто может работать.

На второй день с утра мать пошла на работу, присматривать за нами она оставила дома нашу сестру Муи. За весь день работы матери давали полбуханки хлеба. Мне было 9 лет, но учился я только в первом классе, во второй класс я ходить не стал, так как мама заболела. Мне пришлось кормить вместо нее семью. Я пошел в колхоз. В колхозе меня уважали, даже приняли в свой казахский театр, за эти 2 месяца я выучился казахскому языку. Мы играли в спектаклях, и у меня появилась возможность лучше кормить свою семью. Но болезнь матери, сестер и братьев ускорилась, и мне пришлось уйти из театра.

В январе 1945 г. умерли сестра Макка и братишка Мусса. Спустя еще два месяца в один и тот же день умерли мать, сестренка Мадина и братишка Увайс. Сестричка Муи еще болела, она была очень слабой и я сам, без всякой помощи, вырыл одну большую могилу. Я рыл ее 2 дня и 2 ночи, потому что земля была очень мерзлой. И так в один день похоронил свою мать, сестру и брата.

Мы с сестрой остались одни. Я опять вышел в колхоз, сестра уже летом выздоровела и стала помогать мне по дому. Я заработал денег, и мы купили маленький домик. В 1949 году сестра внезапно опять заболела и умерла. Похоронив последнюю сестру, я остался круглой сиротой в 11 лет. У меня даже не было родных в колхозе. Казахи приняли меня в свою семью, они очень жалели и любили меня.

Вскоре я нашел своих родных и вернулся с ними на Родину.